И какое незримое зарево
Нас до света сводило с ума?
А. Ахматова
***
Высоты ливнями линяли,
И на этаж вползал этаж,
Как будто душу прогоняли
Сквозь строй находок и пропаж.
Над суматохой мокрых кровель,
Над улицей с потоком тел,
Кривляясь, жирный Мефистофель
Цветные буковки вертел.
Они укладывались в слоги,
И вдаль от липкой духоты
Бежали зыбкие дороги
Надежды, веры, красоты.
А ниже тусклой вереницей
По дымному разливу вод
Пустые плавали глазницы
И озаряли небосвод.
***
За то, чтоб не был путь тернист,
Я в рот закладываю свисты,
Они прерывисты и мглисты,
Сухие, как осенний лист.
Бежишь ты, прошлое кляня,
И даже руки разбросала
По обе стороны канала,
Широкого, как шумы дня.
Широкого, как в недрах туш
На колыханьях полосатых
Земли – растянутые хаты
В обнимку прыгающих луж.
Но поле выбито, и впредь
Здесь не отыщешь общей грани
За красным заревом гераней,
Которой можно не стереть.
Покуда в оттепель зрачков
Из тьмы не выплеснет узора
В межах крестьянских косогора,
Вращающего светляков.
***
Понятья, правила, уставы...
Скрипят рассудка костыли.
Из-под земли курлычут травы,
Щебечет облако в пыли.
В изломах радужного блеска,
Смыкаясь, прячет косогор
Перебеганье перелеска,
Гусиный перелет озер.
И в камня тишине горбатой,
Лежащего на мостовой,
Пылают хвойные закаты,
Прокатывается волчий вой.
Как семя, праздничные числа
Растут в утробе черных числ.
А мы упорно ищем смысла,
Не зная, что такое смысл.
***
Стоит, как спица в колесе,
Простором слов неговоримых
Тысячелетний пепел Рима
Крестом на алой полосе.
Среди незыблемых широт
Отечественных потрясений
Снуют и вскрикивают тени
Под медной яростью ворот.
И осыпается, визжа,
На щеки дремлющего мира
В разрез двустворчатой секиры
Времен таинственная ржа.
Лица дымящий уголек
В ошеломленьи большеглазом
Вчерашней жалостью развязан
И в новый стянут узелок.
И мне, изведавшему прыть
Любви неузнанной и горькой,
В потоп зеленого пригорка,
Выламывая руки, плыть.
И медленно вести себя
От ливневого поворота
Сквозь те же медные ворота,
Отплевываясь и хрипя.
Но сдвинуты корыт уста
В меня прорвавшеюся блажью
Бетонного многоэтажья –
Неопалимого куста.
***
Навис над нами
Ветвей шатер.
Гудит, как пламя,
Сосновый бор.
Господня милость
Крылатых хвой
Кровосмесилась
С сухой травой.
Тоска и трепет
В душе совы,
Что сумрак лепят
Из синевы.
Роятся мухи,
И красный плод
Обстали духи
Земель и вод.
Свели в итоге
Войну и мор,
Хвала убогим! –
Ревет их хор.
В мерцаньи блесток
Вползает склон
В кровавый воздух
Иных времен.
***
В алой раковине востока
Он сидит посреди путей
Неразогнутых, – средь затей
С устьем сросшегося истока.
С устьем сросшегося – как лед,
Сквозь незрячие дыры хлева
Не отлива волной, – отсева
Нас к подножью его несет.
Верой ухающих миров
Он зовет, от земли отброшен,
В ритме прыгающих горошин
Заговаривать плоть и кровь.
Обездвиженье, желтый гной,
И не надо мне красной крови,
Чтоб крылато стояли брови
На лице его надо мной.
За пустыней в круженьи сил
Не увидишь другой пустыни,
За которой из чаши синей
Каплет пламя в горячий ил.
Где, как молнию, – на разрыв
Неуклонным возвратом к цели
Повернут нас Его недели
На скрещенья закатных нив.
***
На светлоголубом эфире
Златая плавает луна.
Г.Державин
Суть бытия непостижима,
И цель природы не ясна.
Светла, огромна, недвижима
Сияет над землей луна.
И, бледный диск пересекая,
Застыл знакомый силуэт:
То брата убивает Каин,
Что делать, если брата нет?
Что делать, если нет и друга,
А ночь, как совесть, коротка,
И ловит взгляд в пределах круга
Докучный облик двойника?
Того, кто думает иначе,
Не так и не о том поет,
Того, кто шепотом горячим
Уснуть спокойно не дает.
Опять, прильнув с бесстыдной дрожью
К тебе, он хочет стать тобой,
Питаемый твоею ложью,
Как ты, измученный судьбой.
И не увидев в том потери,
Ты на него поднимешь нож,
В который раз себе поверишь,
В который раз себя убьешь.
Ничто не ново в нашем мире,
И наша жизнь, как смерть, темна.
На светлоголубом эфире
Златая плавает луна.
***
Красные тучи над белым холмом.
В небе горел иероглиф разлуки,
К небу воздев онемелые руки,
Черный стонал в темноте за углом.
Алый, как кровь, протекал в голубой,
Желтый промчался, сомкнув параллели,
Ребра раздув на изломе недели,
Синий гремел водосточной трубой.
Помесь зеленого с бурым вчерне
Скорчилась в пепел, добавив работы
Скребущим по плитам лиловым уродам,
А суперурод повисал на стене.
К окну подступала воды пелена,
Играла узорами радужных пятен,
Багровый, опухший, лежал на кровати
И, пальцы раздвинув, считал имена.
Над ним наклонялись и, капли цедя,
Звенели стеклом и шептались все тише,
И уши дрожали, как крылья у мыши,
И ночь распадалась под шелест дождя.
***
Кривляющийся ноготок
Игриво чертит на бумаге
Проточных вымоин овраги
И русла неизбывных строк.
Лилова песенная глушь,
Она сулит воздать по вере –
Как в склеп прорезанные двери
Ловцом еще живущих душ.
Обетованная, взахлеб
Земля глотает ливни буден
В заплечных возгласах: мы будем! –
Светло ложащихся на лоб.
Зубов летящая дуга
Полощет в розовом распадке
Судьбы – горячечные складки
Звенящего березняка.
И руки тянутся привнесть
К их беснованьям шелестящим
Изгиб бессмертья в лике спящем
Полян и волчьих свадеб шерсть.
С корнями в хохоте лесном
Проемы ухающей дали
Срослись, и мы туда попали,
Как в детской сказке – перед сном.
***
Я проходил любви отроги,
И запахи нагретых гнезд
Сквозь вечер – светлый и убогий –
До бледных поднимались звезд.
Тянулись в сумрак параллели,
Дробился под ногами лед,
Слепые радости недели
Курлыкали среди дремот.
Озябший слух ловил их крики
И ставил межи постоянств,
И падал пояс Эвридики
Во мгле потерянных пространств.
Все бесшабашнее и злее
Поземкой по сердцу мело.
Звучала музыка Орфея.
Звенело темное стекло.
***
Гремит уныло водосток,
Бормочет хриплою струею
Над ледяною чешуею –
Следами от прошедших ног.
И вздох заснеженного рва
Под ритм капели заоконной
Колеблет сумерек трава
В проеме двери отворенной.
И чей-то запоздалый крик
По-птичьи горбится меж веток,
И нет страшнее этих меток
В жестокий, но веселый миг,
Когда тоски остервенелой
Для сердца непомерен груз,
И входит музыка в союз
С простым листом бумаги белой.
***
И опять я тебя поутру
Вдруг увидел сквозь трепет пожара.
В бледном воздухе пламя дрожало
И шумело листвой на ветру.
Как ползучее эхо земли
Шелестели чуть слышные шины,
По ухабам враскачку машины,
Увязая во времени шли.
Чей-то крик пропадал за стеной,
Кто-то бился о стену, рыдая,
Но смеялась, огнем залитая,
Ты из дали своей ледяной.
Тяжким комом с горелых страниц
Обрывались заботы-утраты
И шарахались в сумрак разъятый,
Перемешанный с пятнами лиц.
И за сшибкой энергий и сил
Прозревающий тайны подспуда,
Средь вопящих: о, Господи, – чуда!
Я уже ни о чем не просил.
Я смотрел на тебя – высоко,
В серых вихрях над сажею черной,
И душе моей было просторно,
И горящему сердцу – легко.
***
Не вспомнить, не исчислить срока,
Не выйти за границы слов.
В лице, как в озере, – широко
Чернеют проруби зрачков.
И там – за ледяной полоской –
Как завороженный, стоит
Мой мир непонятым наброском
В метельной музыке обид.
Еще в порывах сумасбродства
Себя не видит естество,
Но потаенное сиротство
В нас проступает как родство.
Оно из тех провалов темных,
Где улеглись за слоем слой
Отчаянье собак бездомных
И ужас рощ – перед пилой.
И, всем своим бессильем с ними,
Мы понимаем у черты:
Есть область неисповедимей
Горчайшей нашей немоты.
***
И теплый воздух нежен и упруг.
А. Ахматова
О горькое соцветье новизны
В соединеньи с тем, что повторилось!
Твоих убожеств явленная милость
И ненависть мне равно не нужны.
Но тайна тайн, подвигнувшая жить
Меня казнимым собственною страстью,
Дай силы мне иным увидеть счастье,
Чтоб право смерти жизнью заслужить.
И я вовеки не затрону тем,
Таких банальных по своей основе,
Как запах хлева или запах крови,
И никому печали не повем.
Отвага помыслов стремится в новый круг,
И что-то странное в моей душе трепещет,
И ожиданье напрягает вещи,
И т е м н ы й воздух нежен и упруг.
***
Час превращений и чудес!
Уже печаль моя звенела,
И солнца розовое тело
За дальний опускалось лес.
И выползали из земли
Убийц младенческие души
И над равниною потухшей
Багровым облаком текли.
В ознобе трепетавших дуг
Сверкали стеклами трамваи,
Был острый миг незабываем
В ознобе трепетавших рук.
Ночной бессвязицы язык
По клеткам лестницы таили,
И в золотых колесах пыли
Горел безумья легкий лик.
***
Неисчислимы лики дня,
Извечен хор несоответствий.
Высоким даром сумасшествий
Мир темный наградил меня.
И вот живу – неустрашим,
Ты мне прости мою беспечность
С желаньем втиснуть бесконечность
В слепую лужицу души.
Старинной обречен мечте,
Бесплотной, зыбкой, незаконной,
Я для тебя – обрыв балкона,
Я – крюк на нужной высоте.
В слияньи нашем – перст судьбы,
В разрыве – истины начало.
Вдруг мы, как некогда звучало,
И в самом деле не рабы?
***
Полней, всевидящий фигляр,
Меня уже не приневолишь,
Ты – мой двойник и мой кошмар,
Но мы и живы оттого лишь.
Судеб таинственный уклон
За нас все рассчитал и взвесил.
Моим бессильем ты силен,
Моей бедою горькой весел.
Навек, до крестной темноты
Мы вплетены один в другого,
И если не смеешься ты –
Я не найду для песни слова.
В угрюмой сказке бьется быль,
Как сердце в страсти неуемной...
И пляшет огненная пыль
На брюхе площади огромной.
***
Рисуя сказочный пейзаж,
Метался луч, и глыбы смеха
Через холмы катило эхо
Сумятицей убийств и краж.
Вонзаясь вглубь, дрожал зрачок,
И резал мрак на бездорожьи
Души изогнутый сучок,
Как бы под крики скоморошьи.
Тянулись призраки с листа
Сквозь горький дым земли безгрешной...
А здесь во весь простор холста
Водили кистью безутешной.
***
Все просторней, все безмерней,
Все прозрачней небосклон.
Светел в памяти вечерней
Нежный перечень имен.
Тех, кто в зыблющемся зное,
В золотой закатный час
Из Великого Покоя
Смотрят, может быть, на нас.
Может быть, на грани света
Каждый шаг наш – за двоих,
Наши радости и беды –
Отраженье воли их.
И когда желаний смутных
Неразрывен тесный круг,
Кто-то там в тоске подспудной
Опустить не хочет рук.
Шумы улиц глуше, тише,
Гуще тени пыльных плит.
Над уступом черной крыши
Солнце красное висит.
***
И голоса их за спиной
Опять в последней слиплись ноте,
Опять распахнут мир цветной
В кипеньи, в судорогах, в полете.
Тугие развороты глин
Томит предощущенье речи,
А мы – унылые предтечи –
Твердим: одна, одно, один.
Хотя к разгадке тайн ключом,
Но все упорней и дремотней,
Слышней сопенье за плечом,
За дверью или в подворотне.
И скука неизменной лжи
Двойным узором въелась в камень,
Закинув в небо этажи
Высоко – между облаками.
***
Вертелся вечера волчок,
И смеха звонкие спирали
Меж голых веток умирали,
Струя осенний холодок.
И рельсы тонкие, гудя,
Текли в разрыв тоски мгновенный
Под знаком страсти неизменной
За серым пологом дождя.
И росчерки туманных рук
Летали в комнате огромной
И насыщали воздух темный
Блаженством нестерпимых мук –
Слепой отрадой – жить в одном
На ледяных просторах вздоха
Под пеплом дня, под слоем моха
С незримым солнцем – за окном.
***
За искусом тонких речей
Есть искус свободы и риска.
Как много ты знаешь, актриска,
Блаженных, но мертвых вещей!
А песенка жизни проста,
И вздох ее тих и короток,
И трех ее слабеньких ноток
Хватает вполне для креста.
Темнеющий в сумерках рот
С порывом его немудрящим
Сливается с ликом скорбящим
У темной решетки ворот.
Серебряно плачет трава,
Серебряно плакать – отрада,
Но пастырь лукавого стада,
Как мельницу, вертит слова.
И в этой старинной игре,
При свете интрижки расхожей,
Мы оба – лишь место, быть может,
Пустое в его словаре.
***
Когда разведены пути
И каждый порознь рвется к чуду,
И через слов глухую груду
К чужому сердцу не пройти,
Когда подтеки темноты
В овале щек при свете алом
Наш дух замкнули в небывалом
У самой роковой черты –
Для нас понятней щебет звезд,
Тоска семян и гомон птичий,
Их воли древнее величье –
Протянутый меж нами мост.
И длятся долгие года,
И каждый тайной их отмечен,
Хотя и жить как будто нечем –
Как встарь, как ныне, как всегда.
***
В багровых отсветах щека
И подбородок в свете тусклом,
Но отведенный болью мускул
Колеблет синяя река.
Ограда. Оттепель. Свирель.
И отчего мы всех смелее?
И отчего острей и злее
Свистит над крышами апрель?
И, прорываясь в забытье,
Зачем бежит огнем по телу
В потемках жизни неумелой
Слепая музыка ее?
Пастушья дудка на юру!
Но только ночь в овечьем храме,
Куда мы входим с фонарями
И гаснем с ними поутру.
***
Подсказкам смысла вопреки,
Мы эту мысль в сознаньи носим.
Туманы зреют у реки,
А у щеки – плывут колосья.
И в острый, незабвенный миг,
Сквозя за горечью листка мне,
Слилась в оплывах золотых
Душа пчелы с тоскою камня.
И дальше, как веселый дар, –
Твое лицо с крылами птицы,
Мигающий и красный шар
Всего, что может не случиться.
***
Предметы срезаны. Углы
Втащили уши на экраны,
Когда во сне пылают раны
Из проливной полночной мглы.
И заплывает острый взгляд
Еще вчерашним плеском сада,
Когда нам верности не надо
И в наших окнах – листопад.
И в наших окнах, словно дым,
Над синей бездной поворота
Сплелась двух стрелок позолота
И жжет желанием одним.
Как хлам ненужный, на песке
В линялых пятнах мокнут маски.
Но тут – в финале без завязки –
Я сам дрожу на волоске.
***
Не знаю, с какою тоскою
К чему они жили готовясь,
Но первый вдруг вышел из строя,
Шагнув в эту странную повесть.
Сказал: времена помешались,
Но, Боже, избавь нас от рвений
Под злобой почувствовать жалость
На торной стезе откровений.
И если угрюмого смысла
Опять обнажатся отроги,
Я вырву из времени числа
И пеплом покрою дороги.
И будет пустынно и вьюжно
В душе – на просторе великом,
И станет смешным и ненужным
Все, бывшее болью и криком.
И те, кто к подспудным и алым
Надеждам скользят на уклоне,
Окончат все тем же финалом
В своем небывалом разгоне.
И если земля станет небом,
И станет утроба – душою,
Нам тем же оплаканным хлебом
Давиться за песней чужою.
Он кончил. За строем невнятно,
Как призрак, маячила плата.
Речей его черные пятна
Мерцали на шкуре заката.
***
И время заглушило крик...
Лишь руки, красные в зеленом,
Порхали по недвижным кронам,
И был безжизнен их язык.
Из зыбкой волей правил случай,
И злобно вглядывался в нас
Вверху – из меднокрылой тучи –
На нитке повисавший глаз.
И мертвый день оцепенело
Разматывал клубок пустот,
И бесконечно длился в белом
Трамвая мертвый поворот.
***
Вдали – за скучной чередой
Невнятных замыслов, в начале,
Их мир очерчен был бедой,
Каких они еще не знали.
И постигая тайну сил
Причастности к плодоношеньям,
Любой из них в той тайне был
Такой же тайны отраженьем.
И до сих пор их тусклый взгляд
Под гром костей прикован к пробе,
В которой призраки скользят
Уже не лиц, а их подобий.
Но мир тот будет все расти,
Из черепов их темных вылит...
Пока идущий впереди
Своей дороги не осилит.
***
Тогда подумал я: навис
Предвестьем старости убогой
В дыму над стонущей дорогой
Горбатой улочки карниз.
Тогда подумал я: к чему
Скользящий призрачным простором
Сливает голос с хриплым хором
Чудес, не ведомых ему?
Не долог их веселый век
И смысл таинственно не сложен,
И там, где им предел положен,
Мы только начинаем бег.
Из горла птицы в синеву,
Кипя, выплескивались трели.
Посевы сумерек созрели.
И тени пали на траву.
***
В весенних сумерках, в тиши
Вчерашних бед неразрешенных,
Шатаясь, бродит призрак сонный
По топким впадинам души.
По топким впадинам, глухим,
В обводах траурных полосок,
Где гаснет грусти отголосок
Под взглядом жестким и нагим.
Зато все чаще слышен смех
С угарным запахом развалин...
Как не похожи мы на тех,
Кем быть когда-то обещали!
Как мало тешит нас игра,
Когда смыкает половины
Весенних сумерек кора
В натеках трелей соловьиных!
***
На излуке сходились сроки,
На изломе большого лета.
Кувыркались в пыли дороги
Золотые драконы света.
Но, со дна поднимаясь в пене,
Предрассветный, холодный, давний
Серый ужас исчезновений
Подползал и царапал ставни.
Не дремало зоркое око,
В круговерть ветряного плеса
По асфальтам и по осокам
Пыльный полдень катил колеса.
И легко восполнялась убыль
Так, что сроков никто не мерил,
Улыбались привычно губы,
Лепетали о счастье и вере.
***
Не свыше явленная воля
Во мгле вкрутила невпопад
В кривые холмики юдоли
Кубов отвесный камнепад.
В зловонном облаке опилок,
Но в обещаньях благостынь
Всю жизнь нам щекотал затылок
Картавый шепоток пустынь.
На красногорлых перегибах
Не только стонущая плоть,
Наш дух был тоже пытан, ибо
Границ не ведает Господь.
И оседала в камне, всуе
От века траченная спесь,
Чтоб, в день грядущий указуя,
Свободу помыслов обресть.
Чтоб нераздельные с пейзажем
Порывы, пополам с трухой,
Мы увязали с верой нашей
В потемках памяти глухой.
***
Пещерный выползень, урод,
Продукт затравленной природы,
Смотри, как суток повороты
Свершают полный оборот.
Как черный год похож на год,
Как наша жизнь не состоялась,
А то, что нам еще осталось,
Под черным парусом плывет.
***
В тишине пропадает крик,
Соль дороги зато – бела.
Черной ночи угрюмый бык
Роет землю вокруг стола.
Тяжко дышит ночной кошмар,
И ползут не часы – века.
Рыжим светом далеких фар
Отливают его бока.
Только мучит вопрос один,
Заглянуть – не увидишь дна:
Кто рукой холоднее льдин
Отогрел нам глоток вина?
Безначален простор высот,
Каменеет земная ртуть,
И тоска, что в пути гнетет,
Не длиннее, чем этот путь.
О бессонницы грузный бег!
Полуночных страстей недуг!
Пока Вий не поднимет век
И не глянет в наш тесный круг.
***
Вот философия обид:
В ее тоске ненастоящей
Упрямо с вечностию слит
Прошедший миг и миг летящий.
И жизнь одна, и жизнь одна,
И в душу смотрит, не мигая,
В апрельских сумерках – другая,
Неведомая нам весна.
И тени быстрых облаков
Прорежет тень от самолета.
И странно станет жаль чего-то –
За гранью суток и веков.
***
Когда тоска моя окрепла,
Пройдя последнюю ступень,
Из небытия, из недр, из пепла
Восстал великолепный день.
Восстал, безбольный и бесцельный,
И ветер, расточая жар,
По кручам выси беспредельной
Катил огромный солнца шар.
На камне пыльного квартала
Мерцали отблески стекла,
И вечность в синие провалы
Минут из вечности текла.
Дрожащим маревом, движеньем
И я, подхваченный, скользил
Таким же зыбким отраженьем
Неведомых времен и сил.
О чувство мира и предмета,
Себя познавшее до дна,
Когда тоска лишь гранью света
От радости отделена!
СТАНСЫ
Квартал стремглав летел к исходу дня,
На ребрах крыш вращая столб угарный,
А скрипка пела грустно и янтарно,
Свою судьбу с моей соединя.
1.
Не помня сказок о добре и зле,
Грачи рыдают на границе света.
В полях времен взлетают руки Сета
И намечают путь наш на земле.
2.
Двойное солнце светит надо мной,
Зеленый купол обрамляет диски,
Двойную тень бросают обелиски,
И жизнь вскипает горечью двойной.
3.
Глухой зимы раскручена спираль,
Уже кренятся ведра Водолея,
Уже на север, мелкий дождик сея,
По серым кочкам тащится февраль.
4.
На гнусный шабаш в сумерках беды
Спешат смешных уродцев вереницы,
И проступают на снегах страницы
Игривых ножек темные следы.
5.
Почти невнятен призрачный узор.
Для писем в Вечность не найти конверта,
Ее заплел, как плиты Сенусерта,
Густой туман с отрогов низких гор.
6.
В лиловой мгле коробятся дома,
Болтливой струйкой вяжут водостоки
Моих надежд немыслимые сроки:
Дышать, любить и не сойти с ума.
7.
Четвертый час качает провода,
Синичий холод задувает в поры,
Беременно опухли разговоры
Водянкой слез и мертвой скукой льда.
8.
Узор пустот – награда палачу,
Свод черепа и тесный куб квартиры –
В прямом родстве. Заштопывая дыры,
Снует паук по синему лучу.
9.
Я тайной силой бережно храним,
И мне она диктует свой регламент
В жестокий час – покуда за домами
Пурпурных перьев погасает нимб.
10.
В надтреснутой, как тополь, тишине
Немногих слов веселым бескорыстьем
И памятью отлепетавших листьев
Она живет, ворочаясь во мне.
11.
Любовь, влюбленность, финский сквознячок,
Все – нет, потом, когда-нибудь, – как будто
Бессмертны мы, мой снежноокий Будда –
Рыжеволосый зимний мотылек.
12.
Я все о том же, все о том, что есть,
При свете электрических лампадок
Спокоен сон, и поцелуй так сладок,
И радостей нам всех не перечесть.
13.
Юродивые счастливы всегда,
Зачем же нас пугает их блаженство,
Счастливых глаз слепое совершенство
И светлых слез их легкая вода?
14.
Над темной тайной зыблется покров,
Мне уши рвет полночный шум вокзалов,
И лик Мененкра заплывает алым,
И тяжек пляс гиксосских топоров.
15.
Еще невидим урожай души,
Он весь в игре лучей, дождя и снега,
Но там – внутри – уже к корням побега
Пылинки звезд сложили мураши.
16.
Бегущей каплей обозначен вздох,
А вздох подвигнет к набеганью капли...
И время – ждет. И связи не ослабли
Меж доблестью и нищенством эпох.
.........
А скрипка пела, мудрая, легка,
За той убийственной, за той последней гранью
И подвигала душу к умиранью
По рытвинам надменного смычка.
***
Мы оба с тобою прошли налегке,
Трепетом фосфора и параллелей
В темных пространствах слова отгорели,
И не понять, на каком языке.
Хрустит, обнимая сознанье, склероз,
Как полночь, с лица оплывает гримаса,
За нами по-прежнему – т а б у л а р а с а –
Извечным ответом на вечный вопрос.
***
В толпе, под вспышками секунд,
Нам участь выпала – потери
Считать подспорьем в новой вере:
Обратно реки не текут.
В толпе, неотличимо гол
От всех, – не ощущаешь срама.
Возьми ж, Господь, и мой обол
Себе – на утвержденье Храма.
***
Там, за оградой – белый снег
И лес глухой, тысячелетний,
И с каждым часом все заметней
Туда я ухожу навек.
Веселых вывесок неон
Мою судьбу переиначит...
Там, за оградой, кто-то плачет,
Полночным снегом занесен.
***
Бессонной ночью так приятно знать,
Что в зыбком мире существует нечто
Незыблемое до конца времен,
Чем можно мерить и дела, и мысли,
Историю, науку и искусство,
Чья формула изящна и проста
И в простоте своей неодолима:
Быть сытым лучше, нежели голодным.
И, главное, в ней кроется возможность
Для философского обоснованья
Прогресса и наличествует стимул:
Есть завтра лучше, чем ты ел сегодня.
И это может каждый подтвердить,
Кто от рожденья наделен желудком.
***
Когда уходят параллели
За полюс дня, за пик недели,
Такая легкость в лунном теле,
И весело глазам смотреть,
Как сквозь асфальты и осоки
Струятся призрачные токи,
И, предугадывая сроки,
Оркестра закипает медь,
Как в плен душе сдается разум,
И нас пронизывает разом
Божественный огонь экстаза –
Старинный прометеев зов,
И жарко дышит в щель заката
Медея, музыка, расплата
Или на двери каземата
Тяжелый сдвинулся засов.
Неизменяем смысл завета
В двуногих чащах бересклета –
За око – око! – здесь и где-то,
И нет любви моей страшней,
С какою я вяжу – для дальних
В сияньи свечек погребальных
Или для ближних, но опальных
Их повесть в сумерках корней.
И тут не отойти от темы:
Миры крушатся и системы,
Лишь тонкий контур теоремы
Безгрешно четок – как весы,
Куда кидают нас напасти
Калек почти кромешной масти,
А время – сумасшедший мастер –
С ухмылкой смотрит на часы.
И БЫЛО СВЕТОМ
Ю. Пернатьеву
1.
В слепые сумерки напевней
Мне погибать меж серых плит,
Когда на возглас славы древней
Ответный голос твой звенит.
Живой – средь мертвенного шума,
Он рядом, но – издалека.
И тенью вечности угрюмо
Подернута твоя щека.
Мы любим не за то, что дышим
И бедствуем в кругу одном, –
За то, что дышащее – слышим
И в нем друг друга – узнаем.
2.
А мы не к тому прикоснулись,
И нет нас нелепей в стране.
Потерянность каменных улиц
Сперва возникает во сне.
И как-то не страшно, не больно
Нам душу сожмет невпопад,
А дальше – подспудно, подпольно,
Всей явью углов и оград.
А дальше – угарен и плотен,
И жуток глухой небосклон,
И белые флаги полотен,
Гремя, развевает балкон.
И мы, мой таинственный автор,
Вовек не узнаем о том,
Что щедро сулило нам завтра,
Себя во вчера не найдем.
Не вспомним, к чему прикоснулись
Мы в этой веселой стране.
Потерянность каменных улиц
Сперва возникает во сне.
3.
Согнулась равнины
Крутая дуга.
Мы две половины –
Как два сапога.
Мы тоже привыкли
К судьбе за стеной,
Наш смех – словно выклик
Ее костяной.
За узкою дверью
Вихляет тропа,
В линяющих перьях
Гудят черепа.
Весна или осень –
Нам все нипочем.
Никто нас не спросит
Уже ни о чем.
Никто по приметам
Не сложит в одно,
Что было пропето
И что суждено.
Но зреет отрада,
Сливая следы,
Тянуть их от стада
До волчьей звезды.
***
Под тонкой корою бетона
Вздыхает утроба трясин,
И в облаке звездного звона
Летят силуэты осин.
Летят перекаты, отроги,
Озера, поля, этажи.
Теряется лента дороги
В широких просторах души.
***
Лица. Годы. Километры.
Камни с колбами квартир.
Ледяные свищут ветры
Из небесных черных дыр.
И над нашей небывалой
Жизнью, прожитою зря,
Глухо стонет сумрак алый
В позднем свете декабря.
Что горело, что остыло,
Что ушло за дальний край,
Все, что не было и было,
Что могло быть – вспоминай!
Вспоминай, как шли с другими,
Как любили, не любя,
Не свое носили имя,
Находили – не себя.
И мечтай, что час урочный
Снова в вихрях снеговых
Слепит нас из мглы полночной
Чистых, юных и живых.
Лица. Годы. Километры.
Камни с колбами квартир.
Ледяные свищут ветры
Из небесных черных дыр.
***
В рыжих комьях, в сугробах обочин
Лиловеют стволы, звеня,
И трепещет бабочка ночи
Над морозным кристаллом дня.
И лучится тщета мгновений,
Передергивая лица нам
Подземных потоков биеньем,
Судорогой амальгам.
***
Черный ветер. Серебряный стон.
Эти душные жалобы ночи.
Но никак распадаться не хочет
Заколдованный сгусток времен.
И, продутое ветром насквозь,
Стало счастье бедой и ошибкой,
Вечным знаком над вечностью зыбкой,
О котором жалеть не пришлось.
***
И вот стою я перед ними,
За спину руки заложив:
– Вам имя? Я не помню имя,
Но помню: я когда-то жил.
Я изменил тоски приливы
И в ветренный, угрюмый сад,
Застывший над крутым обрывом,
Широкий опустил закат.
И на шоссе, двухслезным креном
Ползущих в розовой пыли,
Простил безгрешные измены
Веселой, ласковой земли.
И темной я назвал тропою
Под облака ведущий путь,
И оставался сам собою,
Иную обретая суть.
И вот стою я перед ними,
За спину руки заложив:
– Вам имя? Я не помню имя,
Но помню: я когда-то жил.
***
Все, что не было, – было тут,
В суматохе глухих домов.
Облетающий свист Иуд
Изогнул вершины холмов.
Это значит такой нам крест –
На заре пересечь простор
Миллионномогильных мест
И оставить на нем узор.
Паутиной истлевших уст
Твой, душа, золотой сосуд
Оплетен. Как дорожный куст,
Он в звенящих песках минут.
Это значит – пройди, не тронь,
В нем трепещет душа огня.
Но уже поднялась ладонь
На исходе седьмого дня.
***
Залепечут, зашепчут, что умер,
Забормочут жалко, утробно
В сладострастных мерцаниях сумерки
Под сводом зыблющимся, огромным.
Разойдутся дребезгом пылким
По слепой духоте ристалищ.
Встанет солнце в морозных прожилках
Посветить вам за то, что остались.
***
Галлюцинирует тоска.
Так вот он, судный понедельник! –
Плакучий березняк и ельник
За бледной полосой песка.
Серебряно-зеленый хор,
Ветров колдующие взмахи...
Но т а к кричат уже на плахе,
Увидев над собой топор.
***
Перекалились на огне
И пеплом разлетелись сроки.
В сугробах будней недалеких
Я не увидел близких мне.
Но я расслышал жесткий стук
Своих шагов в чужой походке
И возглас, острый и короткий,
О том, что вспомнить недосуг.
Я видел, как в чужих чертах
Сквозь жаркий пот изнеможенья
Лучилась музыка движенья
И реял далей легкий прах.
И я, как плуг, прошел углом
Туда, где жутко сжались стены,
И хлопьями лиловой пены
За мной замкнулся окоем.
***
От улиц в светлой бахроме
Веселых выкриков трамвайных
Уже с утра тянуло тайной
С наклоном к ночи и зиме.
И поднимая тяжкий груз
Страстей, неведомых доселе,
Я видел облачной купели
С морозом двойственный союз.
Твой горький шепот: не забудь! –
Вонзался в снежные отроги,
И с хохотом вертели боги
В звенящих искрах Млечный Путь.
