Сергей Иванович Грибов. Статьи, отзывы и комментарии

О стихах Сергея Грибова

Григорий Померанц

Я читал стихи Сергея Грибова и вдруг представил себе человека, до половины заваленного землей и как-то научившегося жить только верхней частью туловища наружу. Как, допустим,корнеплод. Или тыква, корни которой в земле – не оторвешься.Конечно, мой произвол, что я выхватываю этот образ. Но он показался мне центральным:
Так невыплаканно хорош
Новый мир, и в новом порядке
Наши головы, чуя нож,
Словно тыквы, лежат на грядке.
От полярных морей до гор –
Цепенеющей ширью всею
Неустанный идет отбор
Тех, которые покрупнее.
И, как водится, без затей
Они, под глухие вздохи
Станут варевом в животе
Объедающейся эпохи.
О, в неведомом мне краю,
Друг мой, ведающий иное,
Помяни средь них и мою,
Тоже ставшую перегноем.
Это стихи, очень глубоко укоренненные в своем времени:1954 – 1957 годы. Где-то в Москве зашумели ( с весны пятьдесят шестого) витии и тут же ( с осени ) заглохли. Человек молод, полон сил, он жадно впитывает красоту мира и безнадежно сознает: никуда ему не уйти с грядки. Не сегодня – так через год, через двадцать лет, но придут и срежут. И сожрут. От этого какой-то оттенок апатии в каждом чувстве ( все равно сожрут). Мироощущение отчасти живого, а отчасти похороненного человека ( как в рассказе Ф.М. Достоевского « Бобок», где покойники ведут друг с другом долгие разговоры, влюбляются, флиртуют).
Но что-то грустно и темно
В душе угрюмой замыкалось,
И темной музыка казалась,
И тяжкий ветер бил в окно.
Почти физически чувствуешь давление времени, наваливающегося даже на бесчувственные вещи:
И под ношей крыши
Гнется старый дом.
…………………………………………………………………
А в песне хмуро и темно
Горит оконце,
Где заживо погребено
Слепое солнце.
И годы тусклые с трудом
Там русла роют
И тот, кем буду я потом
Не будет мною.
Как в антиутопии, где у людей, с помощью лоботомии, отнимают личность. Это, может быть, всего одна тенденция в сборнике, она его не исчерпывает и в особенности не исчерпывает всего пути Сергея Грибова. Есть стихи, явно не укладывающиеся в прокрустово ложе характеристики. Но я подчеркиваю то, что можно назвать документом эпохи – о душевных утратах тех миллионов, которые не были репрессированы, но подавлены тенью репрессий. И то, что поэт – существо по природе яркое, бурное, страстно чувствующее, - то, что до конца его не удалось оболгать, - еще больше показывает, - в противоборстве силу антиутопии. Может быть, выразительнее, чем гражданская лирика:
Я у истока мертвых вод,
В тоске кричат слепые птицы,
И солнце памяти кружится
Над сеткой опустелых сот.
В глуши лилового затона
Мне в душу забредает бред:
Я был уже – Тутанхамоном
И умер в восемнадцать лет.

Москва. 1989 г.