Сергей Иванович Грибов. Стихи

СОНАТА ТЕМНЫХ ВОД (1954 – 1957 г.г.)

И взором трепетным и смутным,
Привстав, окинем небосклон.
Ф. Тютчев


***
Луны соломенные плети,
В соломе крыши, и дома
Увязнувшие в том столетьи
В тоске распутицы. Зима.

***
Снова дождь, и снова ветер
Зло стучит ко мне в окно,
Снова холодно на свете,
Одиноко и темно.

Но страшнее – с мертвой дрожью
В поле, где совсем ни зги...
Заплутавшим в бездорожье,
Добрый месяц, – помоги!

***
Абажур зеленый
Да полоска света,
Тишина разлита
В воздухе ночном,
И стоит над крышей
Желтая планета,
И под ношей крыши
Гнется старый дом.

***
Синий свет холодной ночи
В четком контуре окна,
Если кто-то захохочет –
Прячет звуки тишина.

Древней грусти тайной сонной
Сонный сумрак облучен,
Красен глаз луны огромной,
Облетевший черен клен.

Синий свет холодной ночи
В четком контуре окна,
Кто заплачет, захохочет –
Прячет звуки тишина.

***
Играли с ветром ковыли,
Кружились, открывая дали,
И в светлой музыке дрожали
Края нехоженой земли.

Но что-то грустно и темно
В душе угрюмой замыкалось,
И темной музыка казалась,
И тяжкий ветер бил в окно.

И все звенел над головою
Листок на ветке слюдяной,
Один – под пылью дождевою
И под луною ледяной.

***
Дороги, реки, ковыли,
Степные дали
Опять вплотную подошли
К моей печали.

И отразились в ней. И вот
Из стран безвестных
К тебе по сумеркам бредет
И плачет песня.

А в песне хмуро и темно
Горит оконце,
Где заживо погребено
Слепое солнце.

И годы тусклые с трудом
Там русла роют.
И тот, кем буду я потом,
Не будет мною.

***
И жизнь моя проходит мимо
Их вечных радостей, – куда?
Оцепенело недвижима
Прозрачной осени слюда.

А вербы призрачны и строги,
И мне назад не повернуть,
И солью боли и тревоги
Печальный вспыхивает путь.

***
Языческий – в тоске несытой,
В пшеницах, в вишнях, в камышах,
Всем четырем ветрам открытый,
Он устоит на всех ветрах.

Каких кругов не описала б
Его орбита, мудрый, он
Упрямо верит в хлеб и в сало,
Всего же крепче – в самогон.

Как на ходулях ходят дрофы,
И скачет по полю курай.
Дымят, обугливаясь, строфы,
Про этот печенежский край.

***
Дыша, обнажая пяди
Разверстых пахотных пор,
В сонном тепле зачатий
Ворочается косогор.

И над волной, над крепью,
Поверх разопревших гряд
Яблоневое великолепье
Пьяный качает сад.

***
Лето жаркое глину крошит,
Из колосьев трясет зерно,
Потрескалось, словно кожа,
У отхлынувшей речки дно.

Плавниками рыбы колотят
По нагретым камням на мели,
Глубоко – под пластами плоти
Запекается кровь земли.

И к судьбы нашей тесным тропам
Беспощадный зрачок клоня,
Солнце красным сияет зобом
На высоком колу плетня.

***
Уже от ближних переправ
Несут коровы запах ила,
Тяжелый груз июньских трав
На животах раздул им жилы.

Через плетни у белых хат
К губам их тянутся початки.
Следы копыт в пыли лежат,
Как будто сердца отпечатки.
Удойные сока жирны,
Текут замедленней и глуше,
И под ребро – на крюк луны –
Насажен вечер красной тушей.

***
По илистым плесам темнее и глуше
Разводами ряски следы от правил.
Кончается ужин. И в чреслах разбухших
Уже созревает истома любви.

И, наплывая с разморенных улиц,
С приречных посадок, погостов и гнезд,
Клубится парное блаженство июля,
Телесного сока, акаций и звезд.

***
О мой полдень – лучи, травинки,
Косогоры, овраги, мхи...
Вон, к забору, где пахнут кринки,
Тянутся лопухи.

Вон, к забору припал, вникая,
Божий ангел, в траве по треть,
А забота у нас такая –
Не голодными помереть.

И тропа наша нам знакома
Меж речных и озерных сот,
А судьба наша – как солома,
Только сила солому гнет.

Ударяют в тоске под ребра
Толчки, перебои фраз.
Жили-были на свете обры
За тысячу лет до нас.

***
Находят ливни с Приазовья,
Обрушиваются и кипят,
Их гонит май зеленой кровью
По жилам трав для жирных стад.

Пускай же будет мясо сладким
Весну б за скудость не корить,
А сок желудочный в достатке,
Чтобы его переварить.

Пусть темный смысл даров земных
Сосут артерии и вены:
Кишки и мозг суть равно тленны
Со всем, что созревает в них.
И ничего не надо мне,
Как только плакать в белом свисте
По этой – меж ветров и листьев –
Вконец веселой стороне.

***
Закат потух, и сумрак плотный
Опутал хаты и дворы.
От крови в этот час болотный,
Как вишни, зреют комары.

***
С младенчества – из года в год
За скучной сменой дат непестрых
Парные выдохи болот
В живущих льются через ноздри.

И желтый мозг перемутив,
Шумя по жилам серой пеной,
В них муторно растет позыв
К попойкам, дракам и изменам.

В них муторно, как бы сквозь сон,
Чтоб стали злее и покорней,
Кровосмесившихся времен
Сквозь душу прорастают корни.

Неизбываем отчий кров:
При солнечном и лунном свете
Останки мной убитых слов
Степной обгладывает ветер.

От комариных литургий
В ушах, как серьги, виснут звоны.
И лет ленивые круги
Ползут по ржавчине зеленой.

***
Я проснусь, – и окно враспашку,
Расходясь, захрипят пазы.
Над испариной вздутых пашен
Желтым соком сочит пузырь.

День начать, словно сердце вынуть,
Только лучше ли – перерыв?
На излучине мел и глину
Выпрастывает обрыв.

И, как лапы с налипшей пеной,
Ходят волны в шуршаньи крох.
Тесто. Месиво миоцена
С жирным ветром иных эпох.

Так давай же скорей, хозяин,
Володетель глаз и ушей,
Приобщимся замесу т а и н
В первобытной твоей душе.

***
А река все вилась, вилась,
Но не знаю, то сон или быль.
Розовыми фонарями светясь,
Перебредали ее столбы.

Грустной памятью я зажат:
Это вотчина камышей,
Где в потемках мыши шуршат
И рожают тоже мышей.
Только снова – с каких высот? –
Белым облаком от огня
Чья-то вера тебя спасет,
Ну а мне ты оставь меня.

***
На серой холодной стене
Пляшут вечерние тени,
Запад в тревожном огне,
Кусты подгибают колени.

Под ветром взлетают пальто,
В смятении мечутся плавни,
В железо скрипучих болтов
Затянуты плотные ставни.

Угрюмые тучи бегут,
Багровые хмурятся дали,
Где, вспомнив о нас, не поймут,
Как жили мы: как умирали.

Когда за себя и других
Мы зернами падали в пашню
С надеждой и верой вчерашней
Под сенью пророчеств благих.

***
Время хмурые будни нижет
И само о себе скорбит.
Как пьянчуга, в сугробах рыжих
Развалившись станица спит.

И томятся, и корчатся дали,
У курганов тяжка пята.
Голубая вода проталин
По следам моим разлита.

Что кому до твоих открытий!
Поплотней запахни пальто.
Ты – прохожий, ты много видел,
Но тебя не видал никто.

***
Светлым медом налита высь,
Млеют травы под солнцем ярким,
В жаркой путанице сплелись
С тенью солнечные помарки.

Но не будет благих вестей,
И душа не убавит шагу,
Когда хмурая тень дождей
Ляжет сыростью на бумагу.

Ляжет сыростью на поля,
На обрывы в отвалах мела.
Ничего не дает земля
Из того, что в душе не зрело.

И за жизнь, прожитую зря,
На последнем моем ночлеге
Мне ладонью мокрой заря
Ледяные опустит веки.

***
Так невыплаканно хорош
Новый мир, и в новом порядке
Наши головы, чуя нож,
Словно тыквы, лежат на грядке.

От полярных морей до гор –
Цепенеющей ширью всею
Неустанный идет отбор
Тех, которые покрупнее.

И, как водится, без затей
Они, под глухие вздохи,
Станут варевом в животе
Объедающейся эпохи.
О, в неведомом мне краю,
Друг мой, ведающий иное,
Помяни средь них и мою,
Тоже ставшую перегноем!

***
Пора листопада... А помнишь начало?
Дороги кружило и в зелень свело,
Обвалами щебета хаты качало,
И охали рамы, и гнулось стекло.

И плавился диск, и шипел, и в округе
Деревья корежил и обнажал,
В трясине болота, где хлюпали звуки,
В испарине недр зарождался пожар.

И выполз, и, вытянув желтые жала,
Рванулся и крышу обрушил ребром,
И плакала ты, и куда-то бежала,
Гремя и плескаясь ненужным ведром.

***
Над стволами – в просветах куги –
Набухают бугры надбровий.
Серым чадом дымят сапоги,
Красен полдень от птичьей крови.

В красном ветре промеж дворов,
На парах молока и ила,
Над тетрадью кружит перо –
И отсвечивают чернила.

***
Ветровой мой край, ветровой,
Над полями слепой совой
Реет время... Если не свой,
Заплатить тебе головой.
Поприжался к дымку дымок,
Поприжился с домком домок,
Все они, кто как только мог,
Затвердили один урок.

В круг один улеглись круги,
Далеко – средь сибирской мги
Вымывают волны реки
Черепа, словно черепки.

Заскрипит, как будто со сна
Закричит, на ветру сосна,
Вот такая нам жизнь дана –
Ни покрышки у ней, ни дна.

По болотам в очесах мха
Все шуршит и шуршит труха,
Ночь грызет, словно мышь тиха,
У души твоей потроха.

Ветровой мой край, ветровой,
Мчится время слепой совой,
И платить тебе, если не свой,
Все равно своей головой.

***
Разминуться со мной не пробуй:
Правит время тропу одну,
Когда в сырую утробу
Заглотали плавни луну.

Когда в темноте их бурой, Среди омертвелых вод
Сияющей волчьей шкурой
Растянут небесный свод.
Когда из топи замшелой
Кличет нас голосок,
И протыкают тело
Стальные ножи осок.

Когда на лошажьих крупах
Враскачку плывут кусты,
Глохнут книги, и тлеют губы,
И, как пепел, шуршат листы.

***
По оврагам, по лунным топям,
По кривым горбылям дорог
Слышен в полночь угрюмый топот
Лошадиных усталых ног.

Как столб, стоит воздух плотный
Над плечами у верховых,
И как тусклый туман болотный
Неподвижные лица их.

Нескончаемый путь им – ведом,
Неоглядный простор – любим,
И глаза их набухли светом,
Что провидится только им.

Волчьей стаею, друг за другом,
Метр за метром, за грудью грудь,
Но одним заповедным кругом
Пролегает их вечный путь.

И когда, пролетая, кони
Тяжело шевельнут тростник,
От испуга кулик застонет,
Забормочет во сне родник.

Словно черные хлопья сажи
Даль на миг прикроют, клубясь,
Но заметивший их – не скажет
И забудет о них тотчас.

***
Бычий глаз заплывал слезою,
И росла она, как гора,
Отражая и двор с копною,
И багровый обух топора.

Светлый вечер, густой и пыльный,
И под старою вербой родник,
И заборы, и луг ковыльный,
И страницы всех наших книг.

Боже правый, великий Боже,
Может, сверху тебе видней,
Но и тебя отражая тоже
Со всею звездной славой твоей.

***
В темных недрах земного лона
Все корнями уходит вглубь.
Шевелятся густые кроны
Над стволами дымящих труб.

Качает их ветер душный,
Гоняет вдоль улиц сор.
Пьяный гомон и дух сивушный
Ползут со двора во двор.

За хмельным, за древесным шумом
Прорезается мысль едва:
Кто же песни за нас придумал
И за нас изобрел слова?

Но угрюмо молчит приволье,
Луну зацепив за сук,
И как будто бы крупной солью
Широкий посыпан луг.

***
Затускнела осень у порога,
Замахала выцветшим листом,
И звенит за окнами дорога
Розоватым и непрочным льдом.

Попрекай беспамятством и ленью,
Но тебя не вспомню, не смогу.
Подошло и рухнуло мгновенье,
Только капли крови на снегу.

Только капли кромкой перевала
Отмечают заповедный край,
Где душа в потемках горевала,
Отзывалась на грачиный грай.
И она – в печали безутешной,
И в багровых крапинах – простор,
Словно вышит на рубашке снежной
Из крестов и елочек узор.

***
Когда во тьме метут снега,
Не прочен сплав души и плоти.

На поле в жутком хороводе
Кружатся призраки – стога.

Под звездным инеем плетни
Стоят, как звери, сгорбив спины,
Не чуя троп среди равнины –
Давно потеряны они.
Замшелых хат прижав бока
К земле под стужей леденящей,
Небесной конницей летящей
Свистит и гикает пурга.

И к роковому рубежу
Судьба влечет меня упрямей.

Я в поле белое гляжу
Оледенелыми глазами.

***
Этот месяц осени рыжей
Нам навек заказал пути.
Прянет солнце на метр ниже
И не сможет уже взойти.

Задымятся от стужи плесы
Над страницами мертвых книг,
И по мертвым пройдут колеса,
Громыхая, на зычный крик.

Животами почуяв страхи
Небывалой еще зимы,
К югу кинутся звери и птахи
Сквозь завалы морозной тьмы.

Но, великому зову внемля,
Им не долго лететь и бресть,
И усеют их трупы землю,
Но их некому будет есть.

И тогда, в утешенье сирым,
Оправданием мук и бед
Загорится над мертвым миром
Нескончаемо долгий свет.

***
Когда полночью в декабре
Глухи сны, людей полонив,
В камышовых утробах рек
Выплывают из тьмы лини.

Упираются в край воды,
В обледеневшую тишину
И, подняв голубые рты,
Сосут и сосут луну.

***
Странен зеленый трепет
В недрах глухих криниц.
Гаснут в мохнатом небе
Красные крылья птиц.

Семян подземной тоскою
Направлен облачный бег,
Приковано око покоя
Мертвою зыбью рек.

Сплетается жесткая поросль
Навек в слепоте корней,
Так и уйдем мы порознь
В камышовые шумы дней.

И каждый в свое оконце
Увидим крестом дорог
Примерзшее к срубу солнце –
Желтый ночной цветок.

***
Я в глаза, словно в темную воду,
Заглянул меж ветвей тугих,
Ты смеешься, ты знаешь: сроду
Я нигде не встречал таких.

Можно петь, и смеяться, и славить
Эту жизнь, только к ней уже
Даже нам ничего не прибавить,
Ничего не убавив в душе.

Так храни же свое ликованье,
Непонятное существо!
Смысл и доблесть существованья
В непохожести ни на кого.

***
Я позабыть тебя смогу ль?
Мгновенье – жизнь, но память – длится.
Что шепчет пламенный июль?
Что мне в развалах полдня снится?

К чему обяжет сладкий жар,
Истома слов и слез истома,
И крыш шуршащая солома
В ночи – под углями Стожар?

***
Эта путаница лучей –
Может, путаница орбит,
Я сегодня не твой, ничей,
Только что-то меня знобит.

Только в горе или в мечте,
Чтобы не было больших бед,
До тебя в твоей простоте
Никакого мне дела нет.
Только ночью, когда тяжка
Нам дремучая ноша слов,
Окликая издалека,
Не твоя меня ждет любовь.

Я увидел провалы глаз,
Где осело на самом дне,
Что желала душа, томясь,
Предназначенное не мне.

Я сегодня ничей, не твой,
За мохнатыми спинами крыш,
Я, – сегодня еще живой,
Оглянусь: это ты горишь.

***
Я у истока мертвых вод,
В тоске кричат слепые птицы,
И солнце памяти кружится
Над сеткой опустелых сот.

В глуши лилового затона
Мне в душу забредает бред:
Я был уже – Тутанхамоном
И умер в восемнадцать лет.

***
А им не надо ничего,
Они желанное – имеют.
Но ветры пламенные веют
По дебрям сердца моего.

По буеракам, камышам,
По серым кольцам речек дымных,
И в грозный хор сливают гимны,
Неслышимые их ушам.
И где-то там, во тьме зрачка,
Где отражается равнина,
Застыл мой смех, и не легка
Мне тусклой жизни половина.

Веселым солнцем в высоте
Пока меня не будят сроки,
Души дремотные истоки
Сплетают струи в темноте.

***
Как в судьбе моей поворот,
С холма, что ползет покато, –
Столпотворение хмурых вод,
Вобравших красную мощь заката.

Привороженный, на краю,
Где пластов пещерные сдвиги,
Над ртутной тяжестью их стою,
Чую шорохи их и крики.

Крутобокая зреет мгла
И, одышкой сопя тяжелой,
Широко по межам легла
И придвинулась к частоколам.

Но уже, напрягая рот,
Языком шевельнуло слово
Посредине твоих щедрот,
На окраине дня худого.

***
Под горячим ветром колыхаясь,
В пыльных ветках возле синих рам
На стене набрасывает хаос
Огненные звенья пентаграмм.
Высоко – из разопревшей тины –
Вырывает струйкой вихревой
И проносит искры паутины
Над моею бедной головой.

Раздувает горестные лики,
И они мерцают, лепеча,
И горят веселые гвоздики
На веселых пальцах палача.

И во мне под ветром память плещет
Белым платьем – в улицы изгиб.
Ах, ты права, и оправдаться нечем:
Я жил, как мог, и как хотел – погиб.

***
Плодороден Господний луг,
Здесь никто не бывает лишним,
И не надо больших потуг,
Чтоб скормить свое мясо ближним.

Чтоб не стыла земная плоть,
Не пустели шумные веси,
Высоко в небесах Господь
Свое солнце, кряхтя, повесил.

Ничего, если я умру,
Ничего, если вы умрете,
Новый вымечет день икру
В босоногих провалах плоти.

Новый будет построен рай,
Не скудеет Господня милость.
Заповедный и милый край,
Выбирать нам не приходилось.

***
Я опять лепетал и бился
В плену не своих удач.
Темный день за окном дробился,
Прерывался, как детский плач.

И несло, и крутило комом,
И сливало в руслах недель
Развороченным окоемом
Ужас, тоску и прель.

Злые силы взбухали в теле
На замесе питий и яств.
И когда что еще имели
Мы с тобой, кроме этих язв?

Безъязыкой и тяжкой массой,
Этим черным комьям под стать,
Ели мясо и были мясом,
Чтобы нами гатилась гать.

У пророков зрачки мутнели,
И, качающимся в петле
Над землею, им птицы пели
И о счастье, и о земле.

***
Божий промысел – сон глухой,
И широко – под небом сонным
Снова ночь, шелестя кугой,
По дремучим ползет затонам.

В каждом сердце таится страх,
Пищи просит пустой желудок,
Если прах поглощает прах,
Тут, как водится, не до шуток.

Я не первый кричу, живой,
Припадая к стопам горячим:
Слышишь, Господи: волчий вой
Перемешан с овечьим плачем.

О своей плачет волк судьбе,
А овца – о своей, овечьей,
Тяжкий суд достался Тебе,
И помочь Тебе, Боже, нечем.

***
Кроны черные ветер колеблет,
Прячется меж коряг,
Цепенеют, сплетаясь, стебли,
Жуткой смуты полон овраг.

Эта смута была подспудной,
А теперь вот – глядит в упор,
Как уходят слепые будни
По лиловой тоске озер.

По тоске, что в пути уклонном
Нам дарует в какой-то час
Счастье жить по своим законам,
Одиночества не боясь.

Пусть под шорохи мертвых чисел
Прерываются времена, –
Шелушатся темные выси,
Осыпаются семена.

***
Опять в шевеленьи почек,
Земляных и воздушных глыб,
Чутко – к пространствам ночи –
Прислушиваются углы.
Тянутся кверху стебли
Из липких тисков жары
Туда, где в тоске и пепле
Вспучиваются миры.

И волны ходят над шаром,
Наплывая из темноты,
Вздохов кишечных, пара,
Мудрости, слепоты.

Метеоров красные копья
Вонзаются в тьму борозд...

Шершавые, теплые комья,
Муравьиные шелесты звезд.

***
Что-то мучилось, в хрипе, в храпе,
И прорваться хотело в слова,
И росло, и вздымало хляби
Темного естества.

И с налету ветвями оземь
Било, взметало хлам,
Фосфоресцировало в навозе
И шарахалось по углам.

По затонам глушило рыбу,
Меж скирдами металось вслепь
И курлыкало на обрывах,
И, шатаясь, бежало в степь.

Чтоб, едва осознав себя малость,
Как бывало, как будет впредь,
Умереть, обратиться в хаос,
Колыхаться, мучиться, преть.

***
Здесь не надо ни песни, ни речи,
Здесь они ничего не смогли б.
Шевелится, бормочет, лепечет,
Переходит на стоны и всхлип.

Здесь – иного масштаба событье,
Где наш разум зыбок и тощ:
Это Космос и Степь в соитьи,
Это в сумерки каплет дождь.

***
Над лиловыми бликами окон
Купол неба суров и высок.
И закат, словно огненный окунь,
Плещет в сетях осок.

Я ищу покоя в работе,
Отодвинув за полночь день,
Но бессмертно томление плоти,
И, как лампа, пылает сирень.

Белым паром клубится терновник,
Оседающий охает ил...
Ах, поэт, ты у ночи – любовник
В вечном вареве соков и сил.

***
В кутерьме и бешенстве метели
Нет ни пересуда, ни суда.
В узкие и жесткие постели
Нас положат порознь – навсегда.

И пускай кружила нас тропа
В переливах смеха и печали,
Только мы судьбу не повстречали:
Ты была красива и слепа.

Мы вернулись к милой стороне,
Я тебя оставил у порога,
Где горел немеркнущей тревогой
Красный глаз калачика в окне.

***
Нам, счастливцам, не ведать муки,
К ней пути нам заграждены.
Паутинной дремотой скуки
Наши помыслы оплетены.

В поздних сумерках, в теплых, серых
Нам ясна до последней черты
Наша жизнь с немудреной верой
Всей нехитрой ее правоты.

Но никто не остался в накладе:
Сколько полдней в моем столе!
Тишина раскрытой тетради –
Самая страшная на земле.

Жестки ее законы,
И тут – ничем не помочь.
Пропитаны темные кроны
Влагой бессмертных почв.

***
Ветры за полдень повернули,
Поутихли, едва шуршат.
Тяжелая пыль июля
Оседает на крыши хат.
То, что ты назвала виною,
Было с ч а с т и е м – не про нас.
Соломенной тишиною
Шелестит, изнывая, час.

Шелестит, затмевает разум,
Но знаю: перед концом
Шевельнется жуткой гримасой
Во мне и твое лицо.

Вечность нам дарит крохи,
Но все-таки в гуще лет
Наши земные вздохи
Звездный пронзает свет.

***
Жалеть не надо ни о ком,
Любой из нас с другими вкупе,
Мертворожденные – живем
И даже здравствуем и любим.

Безликие, пришли, ушли,
Где кто, не разобраться глазу,
Мы – только выдохи земли,
Ее сгустившиеся газы.

И не с того ль за гранью дел,
За их бескрылым копошеньем
Душа в тоске самосожженья
Другой означила предел?

И роковых пожарищ дым
Окутал местность. Путь опасен.
Но будет – там – наш вечер ясен
И перед ночью несмутим.

***
От тоски ли – сырой, медвежьей,
Наваливающейся, как гора,
Оглянешься: что жил, что не жил,
Повернешься: уже пора.

И за то, что душу бросало
И несло вопреки рулю,
Наши книги измажут салом,
Салом смажут для нас петлю.

Но не с губ твоих щедрых, нет, –
От сбитых болтов – железом,
Словно горящий, след
В небе глухом прорезан.

И только дымит порог,
Был ли – уже не вспомнишь –
Твердящий не т в о й урок
И уходящий – в полночь.

***
От лодок по речной косе
Сновали тени беспокойней,
И был восток угрюм и сер,
А запад – красен, как на бойне.

И, прикрываясь темнотой,
В сетях теней, в вороньем гаме
Как будто по с ы р о м у кто
Ходил и хлюпал сапогами.

Но не было средь маяты
Ни порицанья, ни прощенья.
Впитали серые пласты
Весь ужас недовоплощенья.

Они ворочались, шурша,
И, вечный круг обозначая,
Наощупь двигалась душа,
Себя от них не отличая.

***
Как под вечер кричала выпь –
В гуще плавней, в самой глуши,
И кружились, заглянув в глыбь,
Как потерянные, камыши!

Их томил неведомый страх,
Колыхался и полз к дворам,
И шуршал, и шуршал впотьмах,
Пробивался сквозь щели рам.

Людям снились страшные сны:
Кражи, засухи, падеж скота,
И тягучие струйки слюны
Сбегали в лужицы изо рта.

Днем не вспомнить, каких же смут –
За работой, шуткой или вином –
Тени странно в душе пройдут
И осадком лягут на дно.