Минута – и ветер, метнувшись,
В узорах развеет листы …
И. Анненский***
Много месяцев плавал Ной
По разливам пустынных вод …Небывало поздней весной
Нас мучает этот год.И апрель наступил, а снег
За окошком томит глаза …Подгоняя его ковчег,
Южный ветер дул в паруса.***
За гранью повседневных дел,
За их безликим копошеньем
Душа в тоске самосожженья
Иной означила предел.И роковых пожарищ дым
Окутал местность. Путь опасен.
Но будет – там – наш вечер ясен
И перед ночью несмутим.***
Все живое по градам и весям
Уничтожено в племени русов,
И остались – как серая плесень –
Лишь потомки подонков и трусов.Бесконечное тянется-длится,
Но не солнце…, – утробостоянье,
И сияют, как задницы, лица,
И горят по окошкам герани.В МИХАЙЛОВСКОМ
Были замыслы, строфы были,
И вино, и забавы были,
А еще отливались пули –
Для того, чтобы в сердце били.Теплый ветер обходит горы…
Раскаляясь, свистели годы.Раны все зарастали травами
Плотью, жизнью, землей коричневой…
Тишина здесь совсем не траурная,
Здесь тишина – величественная.Обелиски – не поминание,
Обелиски – напоминание.***
Анне Ахматовой
Суровая эпоха
Смыкает полюса.
Как два огромных вздоха
Распахнуты глаза.
Еще душа таится,
Еще в намеке – речь,
И профиль хищной птицы
В испуге детских плеч.Какие ж надо силы
И мужество иметь,
Чтобы в глаза России
Взглянув – не умереть!Чтобы в борьбе с судьбою
Не дрогнув – по ночам,
Валиться утром с воем
Под ноги палачам!Но сталь от едкой соли
Горючих слез прочней,
За стыд, за ужас боли
Удар меча верней.Пусть даже бездыханна
И Богу отдана –
Навек взложила Анна
Доспех на рамена.На ту же сечу злую
Среди российских нив
Клинок ее целую,
Колени преклонив.***
Крутило и мело,
Снега подперли стены,
В сугробах спит село –
Окраина Вселенной.И шепчут камыши
Про розовое лето…
Ну кто б в такой глуши
Не сделался поэтом!***
Душе сцепление примет
Сулит тревогу и усталость,
И слова радостного нет,
Чтоб с нашей жизнью сочеталось
В ее счастливой простоте,
Которая чернее горя …И можно жить, ни с кем не споря,
Но страшно, если мы не те.***
Сольвейг, о Сольвейг, о Солнечный путь!
А.БлокВ ледяные трещины
Задувает снег.Это примерещилось
Мне во сне.Это – от мороза
Или – сил азарт!
Звездная морока.
Март.Полыхая бешенством,
Резкий, словно свист
Выник вдруг над плешами
Гитарист –Огненным буруном
В ледяную жуть,
Бросил пальцы к струнам,
Как к ножу.И безмолвно стало,
Тихо и светло.
Только дребезжало
Темное стекло.Да над ширью сонной
С сеточкой из жил
Карлик вознесенный
Землю сторожил.Как зачатье веры
Посреди икот,
Вздыбил сумрак серый
Грозовой аккорд.Вихри заплясали
Пламенем костра,
И по лицам в сале
Заметался страх.Мир кололся надвое
К месту пригвожден,
Один стоял, как жадное
Поле под дождем.Не попав в калошу
Трясущейся ногой,
В три подковы лошадью
Ковылял другой.Бросался перепуганно
За порог,
И витал над руганью
Свет иных дорог.А он стоял – веселый,
Гневный гитарист.
Это песня Сольвейг.
Не про нашу жизнь.***
Памяти М. Цветаевой
Пляши, Луна! Ход века крут:
Того, кто всем не в масть – сожрут.Но одиночество – не сладко.
Гуляй, небесная солдатка!
Блудница милая, буянь,
Тащи за космы океан.Тащи его, буди ногами,
Сей океан, сей город Гаммельн.Пусть он проснется, пусть поахает,
Пусть распалит тобою дух,
Чтоб поутру опять анафеме
Предать лунатиков и шлюх.Покуда ж ночь – пляши, пляши –
Он только по ночам и жив.Мой океан, мой город Гаммельн –
Окурки и обрывки дел…
Я на него гляжу, как Гамлет
На череп Йорика глядел.Повсюду пыль, повсюду тьма
В его глазницах-закромах.И нам не выпрыгнуть из кожи.
И все же, милая, и все же
За обездоленность души
Спляши еще ему, спляши.***
Зачем родился я таким
В такой вот стороне,
Где все, что так отрадно им,
Совсем не нужно мне?Я здесь не раз еще свой пыл
Смирю и прокляну.
Не говорите, что я – жил,
Скажите: был в плену.***
На прах слежавшийся, на грязь
Заря сквозь тучи плачет алым.О Русь! Беспамятством томясь,
Ты кружишь в мире небывалом.В начале безоглядных лет,
Спеша за выдумкой чужою,
Легко платила ты за бред
Веселой кровью и душою.Пусть скучный счет моих потерь
Твоей печали не умножит.Но кто себя найти поможет
Тебе – не помнящей – теперь?***
В кино сидишь иль строки правишь, –
А жизнь – она твердит: "Рискни!"
Я написал всего вчера лишь
Этюд ухода и тоски.
Но день встает, по-бычьи тяжек,
Рога угрюмо наклоня,
И солнце вновь упрямо вяжет
Горящий свитер для меня.***
Яйцо вертелось. Накрест лили
Угрюмых глаз косые ливни.Сквозь них просвечивая смутно,
Там, за неведомой водой,
Лежал в лучах червоно-смуглых,
Как сказка, берег золотой.В зажатых ртах метались крики,
Как искры в гаснущей золе,
У их величеств в нервном тике
Дрожали щеки, как желе.Колумб? О чем он там, бездельник?
Иная дерзость стоит денег!
Но если эта – ни реала?
Заманчив куш, да веры мало!И, горбя спину под сутаной,
С улыбкой призрачной и странной:
Короче путь есть в Эльдорадо! –
Застыл, как коршун, Торквемада.Багровым заревом окрашен
Оглохший миг был тих и страшен,
В нем зависть, деньги, судьбы, планы,
В нем до бессмертья – как до плахи.А за окном кому-то пелось…
Колумб молчал.
Яйцо вертелось.***
Жил бы: губы губами трогал,
Дополна бы жил, допьяна.Будни тянутся, как дорога
В пушкинские времена.Полустанки ползут и станции –
В метелях черные пауки.
Полустанок – и люди старятся,
И стаптываются каблуки.Наступает пора прострации,
В казематах себя сопя,
Созерцаешь – тихий – пространство
И в пространстве – опять себя.Спеленут, закручен намертво.
Спеленут! – по сути – наг.
А, может быть, так и надобно
(Будильник стучит: так-так.)Но в мозгу – как укол иголочный –
Или где-то вдали в снегах
Прорезается колокольчик,
Вспыхивает дуга.Со свистом в разлете бешеном
Копыта гудят – быстрей!
Спорит с метелью белою
Смоляная метель кудрей!Куда он, седок опрометчивый,
А он прямиком туда,
Где Черной – бессмертной – речки
Под снегом шуршит вода.Клубятся лошажьи ноздри –
Выдох – и струи вкось,
Клокочет взъяренный воздух
Почти у твоих висков.И нет для тебя идиллий,
А если поэт – вдвойне
В мире, где – или-или,
В мире – как на войне.***
Как гневно рокотали лиры,
Благословляя нож в руке,
За вас – приниженных и сирых –
Там – в недалеком далеке!А здесь, на зов судьбы суровой,
Поэт – один – уходит в ночь.
Теперь вы сыты и здоровы,
И чем он может вам помочь?***
И я не вымысел леплю,
В такой забаве – не до шуток!
И я свой древний край люблю,
Но не за сытый свой желудок.Люблю, скорей, за право знать,
Что век его с моим не прожит,
За то, что он мне может дать,
Но и за то, что дать не может.***
Богачи – сквозняки в карманах.
Есть богаче куда! – А кто?
Не наваристыми ль кормами,
Телевизорами, авто?Богачи! Только очи светятся –
По глазам узнается свой,
Только ковш голубой Медведицы
Расплескался над головой.Ну а кроме?
А кроме этого
Ничего у поэтов нету.Только есть у поэтов ноги –
По земле, по траве – за солнцем!
Только есть у поэтов ночи –
Задыхаться в чаду бессонниц.Только есть у поэтов судьбы…
Эти судьбы всегда несчастны.***
Арбузы, стрекозы,
Беспамятство плит.
Шоссе, словно коршун,
Кругами парит.Играет лазурью
В завалах камней,
В разводах мазута
По серой спине.Полымем, потом –
Не пуля – так пост.
Павловск, Минводы,
Потом Пятигорск.Дорога над кручей –
Куда занесла!
Что сморщен, поручик,
Иль вишня кисла?Постромки, заставы
Обжали-впились.
Всем бурям пристало
Качать обелиск!Но звезд воссиявших
Огонь не погас
Над доблестью павших,
Спасающей нас.***
И все-таки они уйдут,
Как сон исчезнет мир болотный,
И от него лишь запах рвотный
Останется навеки тут.Потом он чье-нибудь опять
Отравит слабое сознанье.А тут – петлей на шее – знанье,
Которого не передать.***
Зыбкий сумрак дышал небывалым,
Задремав, опустилось весло,
И туда, где заря догорала,
Нас над темною бездной несло.И казалось, мы медленно тонем,
И колеблется звездный узор,
Над истомой бессильных ладоней
Широко замыкая простор.
Выплывала луна, отраженьем
Беспокойную глубь разорвав,
Были жесты – как тени движений,
И как тени молчаний – слова.Нас томя ожиданьем счастливым,
Суждено было счастье не нам.
Серый день поднимался с залива,
Серый день прошагал по волнам.***
Несет вечернюю прохладу
И опускается туман…
Как будто комья рафинада
Бросают в голубой стакан.***
Улыбки, облака и тени –
Все принимают зеркала.
В них пляшет легкий дождь весенний
Ничуть не замутив стекла.В них тяжко шевелятся миги
И опускаются на дно,
Они – непонятые книги,
Где разом все отражено.Я тишине у них учусь,
Учусь их мудрости нелгущей,
Стремясь представить день грядущий
По логике протекших чувств,В которой будет та же связь,
Что нас опутывает прочно,
Где правое выходит точно,
Но только левым становясь.
Там кто-то, нашим прошлым жив,
Проникнет в суть до сердцевины,
Переменив две половины,
Но тем загадки не решив.***
Гуляет солнце на плацу –
Как будто ноги по лицу.А помнишь, ручками махал
И уверял, что ты – Икар?Теперь, Икар, и ты лежишь,
И листик в волосах – как мышь.Все хорошо в твоей судьбе:
Ни нам не больно, ни тебе.***
Р. Плахтину
Догоняли, ловили,
Умоляли – останься!..
Поезд, как мешковину,
Раздирает пространство.Постоянства не терпим –
В сапоги! сандалетки!
Ни восторгов, ни терний –
А терновые ветки.Мы светлей и моложе,
Осиянные потом,
Очень мало похожи, –
Не совсем антиподы.
Новодвинск, Лозовая –
Повокзально живу!
Из тумана с Гаваев
Долетает – ау!На колесах,
ногами –
Так же по свету мечешься,
Неприкаянный Гамлет
Со шпажонкой трепещущей.***
И мы виновны без вины,
И в злости проступает жалость,
И наши души смещены,
И времена перемешались.Неукоснительным перстом
Намечен путь, и срок исчислен,
Слова давно живут в одном,
Дела – в другом, и в третьем – мысли.***
Вне вероятий или вне открытий,
Переменив прическу и наряд,
Мне целый день сияла Нефертити,
Еще живая – столько лет назад.Навстречу ей – в горячий вихрь греха –
Закатным озером во мне вздымалась жалость.
Она ушла, навек в ней отражаясь,
И темной рамкой стали берега.***
Не красками, а – в кликах похвальбы –
Утробным соком пишут бога гномы,
Как вход в молельню – двери гастронома,
Куда нацелен жирный перст судьбы.Мясные мухи облепили рай.
Все помыслы венчает горстка праха.
Ахилл не перегонит черепаху.
Живи, мой друг. Живи, не умирай.***
Блокноту
Мой друг единственный, но верный,
Тебе я вверил много дум,
С тобой болтал я откровенно,
Был счастлив, весел и угрюм.Мечты мои хранишь покорно
И помыслы – один лишь ты.
И открываешь непритворно
Свои шуршащие листы.И, если стоит в мире славить
Кого-нибудь, покуда тьма,
То надо б памятник поставить
Изобретателю письма.***
Снова утро что-то пишет
Алым пальцем на стекле,
Ветер дым костров колышет,
В серой топчется золе.Ветви яблонь в легкой пене
Машут гаснущей звезде,
И бегут косые тени
От осоки по воде.***
Глухая жизнь заметно вечереет.
Над синей иллюзорностью оград
Всплывает
Уже достигнутый, но все же юный месяц.
Учитель желтый тонко учит нас
Распутицей страстей брести, не увязая,
К итогу,
Где гигантская кровать
На тысячи обычных километров
Хранит следы ночных недомоганий.И не унять мне хохот глаз печальных,
Как ты не можешь потерять надежду.***
Мерцают витрины, камни,
Фонарики – под ногами,
Вечер меняет кадры
Задумчивой панорамы.Кружатся-стекают листья,
И медленно, как улитки,
Тихо скользят по лицам
Таинственные улыбки.К сырым карнизам прижались голуби,
Хожу, задумчиво закинув голову,
А над зонтами, над всем, что мокнет
Органной музыкой пылают окна.***
Н. Д.
Как будто рубят потолок
В моем кипящем неуюте,
И март нас – в судорогах прелюдий –
Гремящей скукой обволок.Листаю мертвые слова,
О как бы вы меня листали!
Но: esse homo – в ветрах спален,
Как роза вянет голова.***
С каждым днем острей и ближе
Свищет мысль за скукой дел:
Ничего я не увижу
Из того, что так хотел.Эти вечные преграды,
Это серое житье...
Но не будет мне отрады
В том, в чем не было ее.***
Безумие гениев – жизнь на карту
Девизом: живешь – горишь…
Отшельник мансардный,
В дешевых штанах ли
Мечтать покорить Париж?Ну, а если громадность цели?
Ну, а если без фрака и франков без?
Ну, а если сорвется с цепи
Застоявшийся жеребец?
Бог не каждого щедро метит,
Чего плясать на одной ноге!
А ну, художник,
Малюй на карете
Старинный д`Антрегов герб!Стоном хохот стоит по залам,
Ах, как гром он в затишьи лбов! –
Бальзак смеется,
А с гривы – сало
В накрахмаленное жабо.И по мужичьи,
Слегка в раскачку,
Идет среди лент и шляп –
Герой анекдотов,
Рыцарь подачек,
Выскочка,
Сноб,
Пошляк.Легки острословы!
Они не вспотеют.
В двенадцать исчезнет он,
Тих и сутул.
И ночь напролет
Под тяжелым телом
Будет стонать,
Оседая, стул.Только кофе, пудами – кофе,
Только шторы, чтоб утром – ни зги,
Только рваные строки косо
Выползают из-под руки.О мудрость гениев – жизнь на карту
Девизом: живешь – горишь!
Когда в груди
В еженощности каторг –
Аж ребра трещат – Париж!***
Уже с редеющих висков
Гремя, уходят в море мысы.В лучах пяти материков
Под гомон капель гибнут крысы.Я подаю тебе пальто
В печальных запахах от моли.В беседах наших много соли,
Да жаль: не слышит их никто.***
И билась в стекла роковая весть,
И был лишь шаг от славы до позора,
Но светлой тайны темного узора
В певучих снах мне было не прочесть.***
Это не снег. Зола.
Так вот суметь – и нам бы.
Внимательно, как сова,
Память вращает лампы.Застенчивый хиромант
(Лоб заливает мелом),
Наскучивший длю роман
С отяжелевшим телом.Многих оно квартир
Чумные сока – « не сладить!» –
Впитало. Квадратен мир.
Мы же темны и слабы.
Грешен – синоним «слаб»,
Но сильный – еще отравней.
Хрупок он, в жомах лап,
Первый восторг наш давний.Но и впервые – ах! –
Я не с л о ж и л, а в ы ч е л,
Хотя и тогда был страх.
А страх, как и смерть, прилипчив.***
Зыбкий свет разгорался над плесом,
Солнце куталось в розовый дым,
И стоял возле старой березы
Он, старинной загадкой томим.Из распахнутых улиц за город
Плыли лица, светлы и легки,
В нарастающем громе моторов,
Словно пламя, плескались платки.Мимо реяла юность чужая,
В сто дорог разбредалась гроза,
Наводил на нее, отражая,
Он большие, как блюдца, глаза.Золотое висело мгновенье,
И покоем был яростный бег,
Как неведомых сил заплетенье,
Колебанье лесов или рек.В мире все и понятно и просто.
Уходил он, загадкой томим.
В легком солнце плыл отсвет березы,
Местность куталась в розовый дым.***
Неистребимое столетье,
Тоскуя, плавает у ног,
Как ястребиное наследье –
Из пестрых перышек венок.***
Мир не нов. Но к равным – равен.
Друга б – мне. Тебе – врага.
Грусть. Граница рельсов. Гравий.
Две судьбы – как два шага.Жизнь. Работа. Стол. Порядок.
Право жить. И право – бить.
Я лицо так долго прятал,
Что не смог о нем забыть.Если память нам – как лупа,
Вечный праздник – злая ложь.
Ты за то меня полюбишь,
Что вовеки не поймешь.Смута тайных сил и следствий.
Нет перил. И нет огня.
Хоть на что-то опереться.
На кого-то. На меня.Весь во всем. И где-то – мимо.
Где-то – вскользь. В разгул пурги
Только боль неподелима.
Вся – моя. И тут – не лги.***
Твой лекарь весел был и кругл,
Он был мясник, а не хирург.
Он резал, он сопел натужно,
Хлестал из ран зловонный сок,
Но вместе с хилым и недужным
Он что-то нужное отсек.И так, что ты до этих дней
Не покидаешь простыней.И я, с собой не в силах сладить,
Уже проклял тебя за слабость,Но сам не ведая о том,
С тобою связан животом.***
Юродств, юродств... Вот с лысой головой
Унылый шут курлыкает, как осень,
Блуждая годы меж дремучих сосен –
Пяти здоровых и одной кривой.А позади – ничуть не веселей,
Как собачонка малая, запенясь,
Бежит второй. Хоть он еще младенец,
Но верит лишь в одетых королей.***
Румяный критик мой,
Насмешник толстопузый...
А. ПушкинРумяный критик мой, здорово! Как дела?
И сколько вам дают теперь за строчки
На дачку или на машину дочке,
За строчки, что сжигают вас дотла?
А, впрочем, нет: когда прервет свой бег
Перо, измаявшись, вы все равно в ударе
Торгуете клубничкой на базаре.
Что сделаешь? Вы тоже – человек.***
Неутолимых желаний пыл
Нашею жизнью правит,
Несостоявшийся мир застыл
За тонкою пленкой яви.Но если бы мы поселились в нем,
Наскучивший мир реальный
Томил нашу душу б таким же огнем,
Такой же тоской астральной.***
Распластана равнина,
А времена – просты:
Кареты, лимузины,
Антенны ли, кресты.И пастью раскаленной,
Как псы, в слюне хрипя,
Кружатся электроны
На атомных цепях.***
Вдали от тропок в легкий миг
В темнейшей из лесных изложин
Нежданно встретится родник,
Что кем-то чистым мхом обложен.
И вдруг поймешь, что никогда
Ты б и не вспомнил про такое.
Как встарь, о счастье и покое
Журчит прозрачная вода.И душу после стольких лет,
Под слоем хлама наносного,
Как боль, пронзит внезапный свет –
Свет от ковша берестяного.***
Деревья насуплены. Мертв циферблат.
Робота стоит, утомившись как лошадь.
Задымленность веток – в широкий закат,
Что входят, как тени, в широкую площадь.И обреченность… Кочует Кучум –
Чума повечерья, – не там, не на карте! –
На шлепанцы – тут, в повседневности чувств, –
Где пепел из трубки просыпан в азарте.Страницами – в скачку – как ипподром,
И бешенство мыслей – жестоким жокеем,
Любимая – ты! И любовью, ребром –
В такую же жизнь, от которой пьянеем.Не пивом, – собой задохнулся простор,
И потные пальцы, что лущат таранку,
И в мокрую соль замешавшийся сор –
Не с этой же солью вступать в перебранку!Они же растреплют тебя второпях,
Друзьями из нас ни один не залатан, –
Бессонная блажь, но откроешь себя –
И сразу пахнет парусиной палаток.Запахнет кочевьем, корчевьем, корчмой,
Чумой повечерья, – и в том же азарте
Из трубки на шлепанцы сыплешь золой
Пожаром в степи, но не там, не на карте.
***
Как мало дней мне вечность отпустила!А снег такой прозрачный на перилах.
Отсюда – к веткам нежность,
И бездомность,
И тяга к жестам,
Медленным и точным.Скольжу в трамвае, смутный, одинокий,
А где-то ливень вспенил Ориноко,
А кто-то в песне бредит Уругваем,
Но никогда я там не побываю.Как мало дней мне вечность отпустила!
А снег такой прозрачный на перилах...***
Ах, какая на сердце блажь:
Ничего за нее не дашь!
Ах, какая в нем, бедном, глушь!
Почему? Да все потому ж...И когда мне замкнет уста
Эта жирная нищета,
За грехи меня не кори,
Повтори за мной, повтори:Ах, какая на сердце блажь,
Ничего за нее не дашь,
Ах, какая в нем, бедном, глушь!
Почему? Да все потому ж.***
Пленной птицей нахохлилась Вега
В кружевном переплете окна,
Далеко – за пределами снега –
В мокрых сумерках бродит весна.Над пустотами вяжет узоры
И снует и колышется дым,
И сочатся сквозь дым разговоры,
Не связав нас желаньем одним.Не связав тем простым и не лишним –
Вспоминать для тебя – не такой –
Белым облаком вставшие вишни
Над тяжелой от зноя рекой.Слишком долго мы, слишком покорно
Мяли желтую глину разлук,
Что бы так вот – легко и притворно –
Возвратиться в покинутый круг.Возвратиться туда, где бывало,
Ну а если бывало – навек,
Возвратиться туда, где не стало
Ничего – только ветер и снег.***
Половинки ищу, половинки,
А встречаются лишь четвертинки
Все из той же, из узкой ложбинки,
Может, с Богом, а, может, и без.Что-то нужно душе непреложно,
Непреложное же невозможно,
А возможное – тупо и ложно,
И беда в том, что жизни – в обрез.***
Вот верный знак: душа жива,
Когда в отчаянной отваге
Слепые тени на бумаге,
Шурша, сползаются в слова.За дань, что кесарю дана,
Ты разглядишь в гримасе Божьей
Сквозь них весь ужас бездорожья,
Постигнешь, в чем твоя вина.***
Вторую жизнь ведут в моем мозгу
Почти неразличимые герои:
Букашки, ветки, жертва геморроя –
Поэтик, с детства согнутый в дугу.Я их в старинный узел завязал
И лил над ним в часы бессонниц слезки.Явись же, смелый Саша Македонский,
Руби его, а я свое – сказал.***
И все на душу посягают,
И странно ненадежен кров
Под шорох белых огоньков,
Что в поле вымысла мигают.Сеть неизменна и крепка,
Отверсты дней пустые соты,
И охлаждает пыл работы
Угрюмой трезвости река.
***
А, может, лишь почудился мне зов
Далекого, неведомого мира,
Но, чуткая, в ответ вздохнула лира,
И вспыхнул свет, и покачнулся кров.Прошедших дней мерцает мне слюда,
И дел, и чувств – их со счетов не скинешь,
И в вечности стоят мои года,
Как в водах озера стоит певучий Китеж.***
Памяти …
Тревога все чаще вела их к запою,
И не спасал запой, –Э т о стояло уже за спиною,
Смыкалось над головой.Э т о сгущалось и на рассвете
Вывело в сизую рань...Счастливо во сне улыбались дети,
На окнах цвела герань.***
Перелески. Зари полоска.
А дальше – ночь, в слезах, в наплывах воска.Шальная ночь под веток свист дельфиний.
– Графин мой милый, где ж твоя графиня?Есть телефон, как где-то есть Париж:
В семь лет назад уже не позвонишь,
Не позовешь. А память не побрита –
Вся в озими печальная щека…Как с пастбища коровы у калиток,
Разбухшие томятся облака.***
Путь оказался кратким,
Таким, что короче – нету.
Хаос растворился в порядке,
Овеществился в предметах.Свершился процесс нелегкий
Под игом небесной тверди,
Гармония стала логикой,
И ожидание – смертью.***
Года пройдут прозрачным строем,
Любовь и юность отметя,
И неба звездный край омоет
Струя осеннего дождя.Не знаю чем, но мы похожи...
На склоне золотого дня
Еще когда-нибудь, быть может,
Ты с грустью вспомнишь про меня.***
Как четок строй предметов и систем!
Но исподволь и незаметно глазу
Пронзают их хаоса метастазы –
Наставший день не предречен никем.***
Тяжелый взгляд привычно наклоня
К земным пластам, к безликим всхлипам крови,
И все-таки – в самой своей основе –
Быть сопричастным клокотанью дня.Чтоб это – ты, а блажь твоя – не в счет:
Так было, есть и будет повсеместно...
Только – увы! – поступки нам известны,
Но что, когда от них проистечет?***
Дух с первобытной смутой слит.
И в смуте тело,
Когда под ветром в ночи кипит
Терновник белый.Тревогой полны морщины рек
И тьмой – овраги.
Смуглой руке лежать навек
На белой бумаге.***
Не хочет уходить зима,
Но в вышине, под свист метели,
Ликуя, ангелы запели,
И дрогнула ночная тьма.***
Что слава! – Топот гуннских конниц,
Твори бесшумные слова,
Чтоб с тихой площади бессонниц
Всходила паром голова.***
Хоровод постылых ожиданий,
Для чего мне поздняя тревога?
Ничему нет в мире оправданий,
Лишь в один конец бежит дорога.Все равно и в радости, и в плаче
Мы не жили, и подумать страшно,
Что мы сможем посмотреть иначе
В новый день из памяти вчерашней.***
Нас не разлить водою:
Условны межи квартир.
Ноевой бородою
Цепко опутан мир.В нем каждой твари по паре,
И не тюрьма – ковчег …
Не знаешь ли, на базаре
Почем был сегодня снег?СКАЗОЧКА ДЛЯ ДЕТЕЙ НЕ НА НОЧЬ
Жили-были
Старик со старухой,
Муж с женой,
Брат с сестрой,
Конь Яшка, корова Машка
Да пес Лукашка.
Коня с коровой – угнали,
Деда с сыном – убили,
Лукашка ж, геройский пес,
Погиб, как Христос,
По правде своей и вере:
Его распяли на двери
Коровника – звери.Он на зуб попробовал снасти,
Что болтались в штанах у Власти.Жить стало интересней:
Сестра съела брата,
Старуха повесилась на юру,
А потом в яру
Соседи съели сестру,
Мать же пошла от двора к двору –
Все плясала и пела песни.Вот и вся вам сказочка, дети,
О том, как жили на свете
Старик со старухой,
Муж с женой,
Брат с сестрой,
Конь Яшка, корова Машка
Да собачий Христос Лукашка.Когда будете кушать кашку,
Съешьте ложку и за Лукашку.***
Овраги, рощицы, поля,
Травы и листьев тусклый шорох …
Душой отбитой отболя,
Ты улеглась в своих просторах.Идет за сроком долгий срок,
Но даже летом, даже летом
Как будто кружится снежок
Над чьим-то гробом неотпетым.***
И в тайне ты почиешь, Русь.
А. БлокЯ о тайнах судить не берусь,
Но в мечте, что тебя заманила,
Растеряла ты волю и силы,
Голубая Великая Русь.Отпевают тебя соловьи
В пьяных криках над чахлою рожью,
Год от году в ветрах скоморошьих
Сиротеют селенья твои.И по скудным полям с Колымы
Тянет запахом воли не царской,
Что страшнее нагайки татарской
И темнее египетской тьмы.***
В грязный ящик засунув нос
И на лапах дрожа нестойких,
Что ты ищешь там, бедный пес?
Нынче голодно на помойках.Не постигнет он, разум твой,
Как жестоко наш мир закручен.
Человек хоть пойдет с сумой –
Может, что-нибудь и получит.Человек хоть захлопнет дверь
Да покрепче петлю приладит.
Волчий пасынок, нищий зверь,
Ты остался и здесь в накладе.
Обдуваем со всех сторон
В ком костлявый оцепенело
Ты свернешься в ночи, – бетон
На морозе не греет тела.Над тобою – звездный чертог
В заповедном пылает мраке,
Там – вращатель Вселенных – Бог,
Что ему до тебя – собаки!Улетает твой плач во тьму,
В переливы слепого света.
И не нужен он никому.
И не будет ему ответа.***
Не празднуйте печальных дат –
Пяти-шестидесятилетий
И будьте светлыми, как дети,
Как сами – много лет назад.И пусть, неведомым томясь,
В душе лепечет нежный хаос,
Пусть плачет глина, отрекаясь
От совершенств скульптур и ваз.Пусть в зыбком мареве лица
Лукавит тайны непостижность,
Ведь мира легкая подвижность
Сильней железа и свинца.И пусть живущий под ребром
Комок изноет от страданья,
Но не убейте в нем желанья
Ответить на добро добром.***
У темной, у глухой воды,
У светлой рощи
Я вспомнил хутор Проходы
Под частый дождик.Такой веселый хуторок,
Такой подарок,
Лежащий на груди дорог
Среди помарок.Среди расплывшихся чернил
И черных суток,
Чьи души он венком скрутил
Из незабудок.Его судьба была проста
В тщете мгновений.
Мигала мокрая звезда,
И плакал гений.И уносились по полям
Смешные речи
И токовали тополям
По-человечьи.И свет над тихою рекой
Стоял незримо.
Все было легкою рукой
Соединимо.Потом немало долгих лет –
Таких, как надо! –
Все пробивался этот свет
Сквозь тяжесть взгляда.И по бумаге от него
Тянулись тени,
И не терялось ничего
В тщете мгновений.И брезжил хутор Проходы
Под частый дождик
У темной, у глухой воды,
У светлой рощи.***
Скрипит страна Утопия
Линяют перья дат.
Стоят бугры-надгробия
На месте старых хат.Вот здесь ребячьи ротики
Тянули первый слог,
Вот здесь стучали ходики,
Висел настенный Бог.Когда молчанье – золотом,
Жиреет слово – нуль.
Здесь выморены голодом
Не сгибшие от пуль.Гурьбой лежали хатами
От стара да мала.
Потом сгребли лопатами
Их мертвые тела.Потом под речи грозные
И в счет грядущих благ
Свозили их навозными
Телегами в овраг.И хаты их под соснами
Срослись с землей навек.
Их не увидит, сослепу
Заблудший человек.
Набило время силою
Мозоли на сердца …
А здесь вот чья-то милая
Стояла у крыльца.Но ходики все тикают,
Неслышимые нам,
За спелой земляникою,
Растущей по буграм.***
Понатыканы вехи и вешки
На дороге, прикрытой золою,
Чтоб идти по земле овдовевшей
Тем, кто станет потом лишь землею.***
Барометр повернул на сушь.
Я шел к реке. Со мною рядом
Хромал знакомый мой – завскладом
Облтреста по закупке душ.Он говорил, тряся брюшком,
Крутя ромашку в толстых лапах:
Проблематичен денег запах,
А души явственно с душком.Да так повеет от иной –
И передать не сыщешь слова,
А хочется порой такого,
Что пахло б лесом и весной.И, распаляясь, по плечу
Меня он хлопал и сердито
Сипел: за душу Маргариты
Проси, как Мастер, – заплачу.
Ведь надо жить, а жизнь одна,
Как ни верти, а скоро сорок
Тебе. В тумане отговорок
Черта последняя видна.Ведь ты и так почти готов…
Я шел, косясь на скучный профиль,
Провинциальный Мефистофель,
Он был убийственно не нов.Он был убийственно не нов,
Но впереди, в бескрылой пене
Уже срастались наши тени
Страшней сиамских близнецов.Струился жар вдоль потных спин,
Июль ворочался в осоке,
И небо чисто и высоко
Сияло над отвалом глин.***
Травы в рыдании.
А .ФетЯ не знаю, кто я и откуда –
В темноте не рассмотришь лица.
Если жизнь – ожидание чуда,
То я прожил ее до конца.И я прожил ее хорошо.
Был я равно неправым и правым.
Улыбнулся тебе и ушел
По рыдающим травам.***
Бессловесные дети России,
Сосны, сосны, как горький упрек,
Вы стоите, издревле прямые,
У кривых и лукавых дорог –Заплутавших в широких просторах,
Оторвавших от мертвых живых,
В обещаниях, клятвах, повторах
Между целей кроваво-благих.Бились ветки в тугие закаты
Колокольно – над всей тишиной,
Но ответить на взмах ваш крылатый
Мог ли червь, притворившийся мной?Даже часа из жизни не вынув,
Как и все, он позорно привык,
Изгибать свою хилую спину,
В славословиях пачкать язык.Но и все же, и все же, и все же,
Наш удел не изведан никем,
Мы погибли, о Господи Боже,
Но погибли еще не совсем!Нас немного осталось, немного,
Тех, кого не смела круговерть,
И одна перед нами дорога,
Все другие – морока и смерть.И словами, руками, зубами
Надо рвать эту серую муть,
Чтоб могли не погибшие с нами
В свои души без страха взглянуть.***
Мчалась речка в чистые туманы,
Уносила шорохи свои,
На дома, на пашни, на курганы
Проливались ливнем соловьи.С нежным вздохом растворяя глины,
Оползала в пену крутизна,
И в кудрявом воздухе жасминном
Кувыркалась легкая луна.В легком мире без тоски и злобы
Я тебя увидел молодой,
Над водой – ромашкой крутолобой,
Тихим светом – над моей бедой.Что ж ты плачешь? Безрассудно лжива
Наша память и вовек слепа,
Но из глин далекого обрыва
Вымывают волны черепа.И куда чернее нашей доля
Проступает сквозь зловещий дым,
Чья-то жизнь из ужаса и боли
Тускло блещет волосом седым.Я припомню, как кричали птицы
Из глухой, из липкой темноты,
Как метались страхи над станицей –
Над широким омутом беды.И кому-то под веселым небом
Выпадало плакать и тужить,
Пол-России уходило в небыль,
Пол-России оставалось жить.Мы остались. Мы пометим даты,
Что бывало с нами и когда.
Мы с тобой ни в чем не виноваты,
Так чьего ж бояться нам суда?Ни любовь, ни ненависть поныне
Наших судеб нить не расплели.
Мы живем в своей родной пустыне,
Посредине роковой земли.***
Свободу нам – Ура! – из-под прилавка
Уже д а ю т ! Вовсю торгует лавка,
Вокруг кипят возня, и ор, и давка,
Распорядитель ловок и мордаст.Но очередь свою мы прозевали
И в этом торге, и в лесоповале,
Зато, зато мы истину знавали:
Не верящий хоть Бога не продаст.***
Калека-нищий среди ног в метро
Ползет, как краб: подайте, Бога ради!
Чего ж ты, Бог, с Россией не поладил?-
Добру не чуждо русское нутро.Я из французских достаю штанин,
Где присмирел серпастый-молоткастый, –
Бери на хлеб или душе на пластырь! –
Последние, – ты слышишь, Божий сын?***
«Вы для времени – скудный улов»,
Этот факт принимая без спора,
Забреду в колыханья стволов
Под луной охмелевшего бора.Далеко от неблизкой родни,
Расшумевшейся, даты итожа …
Помяни мои темные дни,
Что прошли ни на что не похоже.***
Может, Бог от скуки скоро брызнет
Чистым светом в тусклое житьё,
Только что осталось нам от жизни! –
А у власти быдло и ворьё.***
Когда на свет любви и веры
Я грустный век прошел насквозь,
В родной стране под камнем серым
И мне пристанище нашлось.И мне навеки стала домом
Угрюмых помыслов земля …
А наверху под грохот грома
Светло горели тополя.